Интегра в Стране Чудес, глава 4
Глава 4, в которой Интегре дают ценный советАвтор: Tasare Cheshire Cat
Персонажи: большая часть персонажей Хеллсинга, Интегра основная. Кроссовер.
Жанр: сюрреализм
Все права на «Хеллсинг» и его героев принадлежат Коте Хирано. Интегра Хеллсинг продолжает свой путь и цель ее уже совсем близка.
читать дальшеИнтегра Хеллсинг переходит рубеж из битого камня и блестящих осколков фонарного стекла навстречу сильному, пронизывающему до самых потаенных мыслей, ветру. За краткий миг их случайной встречи он успевает взметнуть белоснежным вихрем ее длинные и уже немного спутанные волосы. Интегра откидывает их с глаз, словно пытается вежливо, но настойчиво показать своему попутчику, что она недовольна таким фамильярным обращением. Тогда ветер мягко отводит светлые пряди от ее гордого лица со строгими правильными чертами, не отваживаясь больше настаивать на своем.
Тем временем перед леди Хеллсинг охотно распахивает дружеские объятья одинокая выжженная площадь. Интегра помнит, но не может узнать это место. В ее памяти город представляется совсем другим: ярким, чистым и наполненным живой какофонией звуков. А здесь тяжелая могильная тишина переходит в треск пламени, пожирающего древние кости города. Где-то далеко в прошлом остались парки, площади и нестройные ряды аккуратных пестрых домов. Здесь ее встречают бесконечные горные цепи продрогших от собственной боли руин. Они обжигают ее спину нездоровым, горячим дыханием.
Заслышав ее шаги, город только поднимает мутные глаза пустых перебитых окошек, как величественный зверь, утративший былую мощь. Он не смотрит на нее как на свою последнюю надежду, нет в них и покорного ожидания желанного конца. Город смотрит сквозь Интегру, принимая ее за одну из своей бесчисленной армии призраков.
Интегра Хеллсинг не пытается больше доверять своей памяти, она предпочитает, чтобы город вел ее сам, отдавая последнюю дань их долгой дружбе. Теперь она приближается к своему логическому завершению. Интегра Хеллсинг принимает такой расклад без лишних сожалений, в конце-концов, они сражались за правое дело. Вместе.
Посреди площади, уходя вниз на значительную глубину, пролегает широкая борозда раскуроченных вздыбленных плит. Она тянется до самой середины, противоположным концом упираясь в перевернутый автомобиль. Он напоминает Интегре большую ленивую черепаху, улегшуюся на спину, чтобы передохнуть. От машины исходит тяжелый, противный запах жженой резины. Так пахнут перегревшиеся покрышки, когда приходится до отказа вдавливать педаль тормоза, стирая шины о шершавый асфальт. Рядом уткнулся блестящим капотом в землю второй автомобиль: шикарный, цвета призрачно-белого серебра, Роллс-Ройс с растреснутым лобовым стеклом. В отличие от соседа, он крепко стоит на ногах, тесно прижимаясь теплым, обгоревшим боком к своему металлическому собрату. Роллс-Ройс щурится в пустоту единственной уцелевшей фарой. Колеса его спущены, а литые хромированные диски погнуты почти до квадратной формы. Только коленопреклоненная богиня Ника на его поцарапанном носу, изящно подогнув свои тонкие ножки, упрямо вглядывается в горизонт, словно тщетно пытается разглядеть там приближающуюся победу.
"Роллс-Ройс - самый дорогой и самый экономичный автомобиль в мире!" - эхом откликаются в голове строки рекламного слогана из далекого беспечного прошлого.
Автомобиль впереди возвышается как памятник всей небывалой роскоши погибшего города, за одну ночь превратившуюся в бесполезный беспомощный хлам.
Интегра Хеллсинг, забывая о спешке, сбавляет здесь шаг и останавливается. Она смотрит вверх, словно желая убедиться в том, что небеса до сих пор не желают подать ей какой-нибудь осмысленный знак. Обломки домов смыкаются вокруг площади плотным капканом обугленных руин, которые внимательно следят за Интегрой, так ей, по крайней мере, кажется. Они только что не перешептываются между собой, видимо, не желая быть уличенными ею в столь неприличном поведении. Интегре неприятно это ощущение, как неприятен теперь весь окружающий пейзаж.
Тихо скрипит крыша мертвого Роллс-Ройса, она оборачивается на этот звук и встречается взглядом с худощавым черноволосым мальчишкой, лет пятнадцати на вид. Он, лежа на теплом прогнувшимся металле, невозмутимо курит, закинув ногу на ногу и пуская в распахнутое до отказа багряное небо дымные колечки.
- У леди скорбный экипаж с шестеркой лошадей.
У леди Черный гончий пес, бегущий перед ней... - нараспев декламирует мальчишка, адресуя эти строки не то Интегре, не то окружающему ее миру.
Он усмехается своим же словам и лукаво подмигивает леди Хеллсинг:
- Ну и где же ваш гончий теперь?
Затем мальчишка отворачивается к небу, продолжая напевать себе под нос, словно его совершенно не интересует ответ Интегры. Леди Хеллсинг возмущенно фыркает, но умело выдает это за кашель, не желая показывать, что ей совершенно не понравился тон собеседника. Она думает о том, как легко и непринужденно здесь каждый сокращает дистанцию при желании.
- Может, прежде чем задавать такие вопросы, было бы вежливым представиться? - обращается она к нему. И хотя она по-прежнему предельно вежлива, тон ее строже обычного.
Мальчишка даже не смотрит в сторону собеседницы, будто всерьез задумавшись над ее словами.
- Вы, кажется, что-то здесь потеряли? - наконец спрашивает он совершенно невпопад и щурится так хитро, что леди Хеллсинг не сомневается ни минуты, в том, что он отлично себе представляет, с какой целью она здесь могла появиться. Поэтому она игнорирует его вопрос и чуть повышает голос, властно спрашивая:
- Ты кто такой?
Мальчишка отчего-то вздрагивает, услышав эти слова, и недовольно смотрит на леди Хеллсинг, а затем медленно, с расстановкой произносит:
- Сейчас нам гораздо важнее, кто ты такая.
Он неубедительно, почти издевательски, улыбается и отворачивается, затягиваясь сигаретой. Интегра начинает даже подозревать, что мальчишка нарочно избегает ее взгляда.
- На самом деле.. - неуверенно начинает он, не дожидаясь ответа. - кто я такой, уже не имеет никакого значения. Неважно, даже в сущности, кем я был до этого...
Он замолкает на мгновение, выдыхая дым, и произносит:
- Просто очередная гусеница, никчемное насекомое на стебле этого изменчивого мироздания. Пародия на гордое и независимое существо.
Теперь Интегра Хеллсинг удивленно вскидывает бровь.
- Очень жаль. Наверное, незавидная роль, - коротко, почти без интереса бросает она.
Мальчишка задумчиво смотрит в небо, словно ищет там ответ. Он ловко перехватывает сигарету, Интегра завороженно следит, как хищно блестят стальные колечки, венчающие каждый палец его обрезанных черных перчаток.
- А кто вам сказал, что я жалею об этом? - его вопрос целеноправленно устремляется мимо Интегры в пустоту, а взгляд наконец-то приходится глаза в глаза. Там леди Хеллсинг читает бесконечное удивление, граничащие почти что со злобой.
- Скажем так, - произносит он, стряхивая пепел на погнутую крышу автомобиля, который выделяется в окружающем полумраке мертвенно-бледным потусторонним сиянием. - Я откусил под конец не с той стороны гриба. И теперь моя карта будет бита. Вот и все. Просто, как теорема Ферма.
Интегра Хеллсинг молча качает головой в ответ на эти слова, а мальчишка тем временем продолжает:
- Хотя, как знать, может именно этой презренной гусенице удастся перехитрить мироздание и стать настоящим Шинигами...
Интегра думает о том, что ее собеседник, в принципе, совсем не нуждается в том, чтобы его понимали. Или слушали. Поэтому она опять молча соглашается с ним.
- Позвольте дать вам один совет, леди, - обращается он, видимо польщенный таким пристальным вниманием с ее стороны.
Интегра выжидательно переводит на него до неприятного холодный взгляд. Мальчишка затягивается в последний раз и тушит сигарету о металлическую поверхность автомобиля. Его темные блестящие глаза загадочно сверкают в полумраке, а слова звучат подобно угрозе:
- Всегда держите себя в руках. А иначе, вы можете плохо закончить.
Мальчишка приподнимается на руке, чтобы усесться поудобнее на крыше, и, наконец, свешивает ноги, беспечно болтая теперь ими прямо перед Интегрой.
Он втягивает носом ночной воздух, наполненный ароматами, во все времена сопутствовавшими испорченной технике, и мечтательно добавляет:
- Как я...
Потом, покачав головой, нравоучительно цокает языком, словно припоминая что-то из ряда вон выходящее.
- Или Его Высокопреосвященство Незадачливый Архиепископ...
Интегра удивленно смотрит на него, и ее не покидает ощущение, что мальчишка чересчур осведомлен для случайного встречного. При упоминании Архиепископа в памяти возникают смутные и во многом чужие ей образы, поэтому леди Хеллсинг переспрашивает:
- Архиепископ?
- Да, миледи, - злорадно протягивает мальчишка, уперев слегка безумный взгляд в не по-ночному светлое небо. - Архиепископ...
Затем он склоняет голову набок и негромко напевает:
- Шалтай-Болтай сидел на стене,
Шалтай-Болтай свалился во сне...
Интегра тихо, одними губами, вторит ему:
- И вся папская конница,
И вся папская рать...
- Не могут Шалтая-Болтая собрать! - торжественно повышает голос, заканчивая на этом песню, мальчишка и добавляет: - Ну вот, а делаете вид, что не знали об этом...
Его глаза лихорадочно блестят, вызывая у Интегры неоднозначные чувства. Что-то вроде одобрения с оттенком легкой брезгливости.
- Ну что ж, - мальчишка со вздохом укладывается опять на крыше, подложив руки под голову. - Мы прекрасно спели вместе. И мне, признаюсь вам честно, даже будет жаль расставаться теперь.
Интегра понимающе кивает в ответ. Она не расспрашивает его о дороге, словно знает, что это лишено всякого смысла. Даже если бы ее собеседник знал, куда идти, то навряд ли подсказал бы ей.
И сама леди Хеллсинг отнюдь не сожалеет о предстоящей разлуке, здраво рассудив, что у каждого в этой жизни свой выбор.
Она отходит на пару шагов от болезненно-блеклого Роллс-Ройса. Мальчишка не оглядывается на нее.
Но когда Интегра достает сигариллу и закуривает, задумчиво глядя в сторону своего единственно верного, пролегающего через площадь, пути, вдруг с нескрываемой грустью произносит:
- Прощайте, моя госпожа!
Ей хочется сказать ему что-то, но слова теряются, пеплом слетая с прогорающей сигариллы.
"Прощай! ... и умри".
Она молчит, потому что четко ощущает пролегающую между ними границу, которая стократно глубже той, что разделяет площадь. Что-то, что могло породнить их где-то совсем в другой жизни, давным-давно сгорело в этом городе вместе с бессчетными надеждами на рассвет. Доверие, начавшее незаметно обугливаться от близости беспощадного пламени, ярко вспыхнуло, осветив собой горькое одиночество Интегры Хеллсинг.
Она снова стряхивает пепел, после чего безмолвно и спешно направляется прочь, дальше по обломкам своего бесполезного прошлого.
Интегра Хеллсинг переступает последнюю черту, замыкающую почти идеальный квадрат плит, покрывающих оставленную позади площадь. Теперь, когда та за спиной, идти становится необычно легко. Она покидает и это поле битвы, потому что оно предназначено совсем не ей.
Дорога в обрамлении высоких и кажущихся тонкими и хрупкими кольев будто сама с готовностью подставляет свою упругую крутую спину, не в силах выдержать томительного ожидания шагов леди Хеллсинг. Дорога знает, что бы ни случилось - Интегра пойдет вперед.
Распадается каленый кирпич старинных построек, трещат плотно сомкнутые плиты под ногами: Интегра Хеллсинг уверенно входит в эпицентр вальяжно раскинувшейся вокруг грандиозной по своим масштабам катастрофы.
Город провожает ее голодным усталым взглядом покосившихся при бомбежке домов. Безмолвные зрители - гротескные темные здания уже заняли свои места, тусклый прожектор горбатого фонаря выхватил стройную фигуру леди из предначальной тьмы. Интегра Хеллсинг всходит на сцену с гордо поднятой головой, с твердым намерением сыграть главную роль в этом затянувшемся спектакле. С предвкушением последнего, решающего акта. Она - воплощенное спокойствие посреди бескрайнего простора обезумевшего от крови города.
Площадь выдвигает на передний план новые декорации - широкий проспект, перекрытый массивной тушей дирижабля, скинутого разъяренными небесами на землю. Он подобен тяжелому хтоническому чудовищу, которое даже будучи мертвым способно внушать суеверный ужас в сердца своих врагов. Сквозь плотную ткань его обшивки продираются стальные ребра разломанного каркаса, там где конструкция не выдержалаа столкновения с жестким камнем погибнувших в неравном бою зданий.
Как жуткий дракон, раскрывший в пол-горизонта зубастую пасть, дирижабль откинул трап, чтобы продемонстровать публике свои металлические внутренности. Предчувствие беды отравляет воздух дыханием поверженного чудовища на многие мили вокруг. Это зрелище смогло бы остановить кого угодно, но только не Интегру Хеллсинг.
Она заходит внутрь и видит длинный прямой, как стрела, коридор, который, без сомнений, приведет ее к заветной цели. В обхватившем ее со всех сторон полумраке выделяется только тлеющий кончик сигариллы. Интегра Хеллсинг улыбается своему отражению на зеркально-гладкой панели внутренней отделки дирижабля. История близится к своему логическому завершению, сказка рассказана почти до конца.
Откуда-то сверху слышится неясный шорох, а затем до неприятного знакомый голос насмешливо произносит:
- Неужели мы снова встретились, фройляйн? Подумать только - какая удача!
Интегра вовсе не уверена, что зубовный скрежет приличествует истинной леди.
Этот восторженный тон, раздражающая манера слегка растягивать слова навевают воспоминания о событиях не столь давних.
Леди Хеллсинг, не медля ни секунды, выхватывает пистолет и взводит приятно дрогнувший под пальцем курок. Деловито попыхивая сигариллой, она наставляет дуло прямо на появившее словно изнеоткуда существо.
- А ты не зевай, и удача настигнет тебя прямо сейчас, Чеширский кот. Без лишнего промедления.